Великие Луки

22 армия, обороняясь на своем правом фланге, центром и левым флангом в 13.00 21.8 перешла в наступление с целью уничтожить противостоящего противника.

…21 августа в дивизии был получен приказ о наступлении. В тот же день наши части довольно успешно форсировали реку Ловать и продвинулись на четыре километра западнее деревни Бабино.

22 августа наша дивизия ещё продолжала наступать.

Начальник отдела поручил мне доставить под конвоем в Особый отдел корпуса одного задержанного — весьма подозрительного типа. Его задержали в прифронтовой полосе — никаких документов, никакого оружия, обмундирование красноармейское. Даёт показания путаные, противоречивые. Такое впечатление, что он уже несколько дней ничего не ел. Предполагаем, что это один из участников ликвидированной немецкой диверсионной группы, которому во время боя удалось скрыться. Однако твёрдой уверенности в этом нет. Посмотрим, что покажет очная ставка с раненым, уже разоблаченным гитлеровским агентом.

Выполнив несложную миссию, около 7 часов вечера отправились в обратный путь. Проезжая совхоз «Ушицы» зашли в сельский магазин, купили спичек, карандашей, перья. До командного пункта дивизии добрались благополучно.

В 9 часов вечера в отдел заглянул адъютант командира дивизии и сообщил: в Ушицах немецкие танки!

Не поверили своим ушам:

— Может, в каких-то других Ушицах, но не в совхозе «Ушицы»!

— В Ушицах, Ушицах, тех самых, — взволнованно повторил адъютант и пояснил, что 186-я стрелковая дивизия на левом фланге 22-й армии не устояла перед натиском противника.

Гитлеровцы захватили железнодорожные станции Кунья и Великополье, а также совхоз «Жигалово». Теперь ворвались в Ушицы!

— Этого не может быть! — пытался возразить я. — Всего час тому назад я был в Ушицах. Вот спички, которые там купил в сельмаге!

— Значит, ты счастливчик, вовремя проскочил! — услышал в ответ.

Вскоре эти сведения подтвердились: действительно, гитлеровцы в нашем тылу и над частями армии нависла реальная угроза окружения.

Наше наступление было остановлено, и полки дивизии получили приказ сосредоточиться для удара во фланг прорвавшихся гитлеровских войск. Однако на рассвете следующего дня выяснилось, что противнику удалось взять дивизию в клещи, и мы уже находимся в окружении. Ещё точно не было известно, какие части 22-й армии оказались в этом котле, но мы узнали, что атакованы тылы дивизии — склады, пекарня, санитарная часть, автобатальон, полевая почта и другие подразделения, которые квартировали в поселке совхоза «Жигалово».

— Подвела 186-я, подвела! — в сердцах сетовал начальник штаба дивизии на нашего бывшего соседа слева. В штабе только и слышались нелестные слова в адрес этой дивизии, её ругали вовсю!

А ведь зря ругали! Не знали мы тогда, что для прорыва нашей обороны в стыке 22-й и 29-й армий противник на узком участке фронта сосредоточил крупные силы танков и пехоты, которыми и нанёс мощный удар по оборонявшимся на этом рубеже поредевшим частям 186-й стрелковой дивизии. Силы оказались явно неравными…

* * *

В ночь на 24 августа полки 179-й стрелковой дивизии сосредоточились вблизи деревни Ушаны. В нескольких километрах от нее — совхоз «Ушицы». Там расположились гитлеровцы. Командованием армии отдан приказ — прорвать в этом направлении оборону ещё не успевшего закрепиться противника и через образовавшуюся брешь вывести из окружения наши войска.

Командный пункт дивизии оборудовали на опушке леса. Сюда также прибыла группа офицеров штаба 29-го стрелкового корпуса, среди которых был мой друг Л. Мацкевичюс. Вот так, наконец, мы и встретились! Накоротке обменялись новостями. Где его родители, не знает. Я о своих близких тоже не имею никаких вестей. Страшно даже подумать, что с ними сталось, если они не смогли эвакуироваться.

Зашла речь о гитлеровцах, и Мацкевичюс рассказал, что среди последней группы опрошенных им пленных оказался ефрейтор-перебежчик, который добровольно перешёл на нашу сторону. Немец заявил, что является коммунистом, и выполнил своё решение при первой возможности сдаться в плен Красной Армии.

— К сожалению, очень мало встречаем таких сознательных, — с досадой сказал Мацкевичюс.

Начался очередной налёт вражеской авиации — группы самолётов из 25 – 35 машин почти беспрерывно бомбили расположения наших войск. Лежим в наспех отрытых щелях, а фугаски взрываются то тут, то там. Осколки со свистом проносятся над головой. Кажется, начинаем ко всему этому привыкать.

В это время работникам штаба корпуса было приказано следовать в деревню Михалки. Прощаюсь с другом. Обнялись, расцеловались. Свидимся ли ещё когда-нибудь?

Вскоре наши полки пошли на прорыв. С передовой докладывают командиру дивизии, что 234-й стрелковый полк ворвался в поселок совхоза «Ушицы». Полковник Гвоздев доволен:

— Молодцы ребята!

Комдив отдаёт распоряжение всему личному составу штаба приготовиться к выходу из окружения следом за подразделениями прорывающегося через немецкую оборону полка. Однако оказалось, что это распоряжение было преждевременным — 234-й стрелковый полк из Ушиц отступил — силы противника здесь оказались более крупными, чем предполагалось. 259-й стрелковый полк вёл в это время бой на правом фланге. Командир полка капитан К. Ушаков — смелый и решительный воин, однако связь с ним потеряна, и он, видимо, ничего не знал о критическом положении других частей дивизии. Впереди нашего КП сражаются 215-й стрелковый полк и мелкие подразделения дивизии. Командир соединения лишён возможности руководить боем — с полками прервана связь…

Внезапно с левого фланга на дороге появились мотоциклисты! Гитлеровцы! Оттуда же к нам приближаются шесть танков противника, которые ведут огонь на ходу. Наши артиллеристы подбивают один танк, и его охватывает пламя. Просочившиеся немецкие мотоциклисты открывают огонь по КП дивизии. Отстреливаемся. Отходим…

В 6.00 22.8 части 110 пд противника при поддержке артиллерии и минометов перешли в контрнаступление на фронте 186 сд и захватили Бардино1), Сопки, Дреки. Группа автоматчиков противника прорвалась на Слоново. Приняты меры к ликвидации прорыва противника.

В бою с 174 сд за Вязовики 21.8 противник понес большие потери. Дивизия захватила 4 станковых пулемета.

25 августа командир корпуса генерал И. П. Карманов, вернувшись от командующего 22-й армией, вызвал командиров и комиссаров дивизий на свой КП в Липец (15 км южнее Великих Лук) и сообщил, что наша армия окружена. Было решено пробиваться на север.

Для прикрытия назначалась 174-я стрелковая дивизия. Командиру дивизии генерал-майору Зыгину А. И. было приказано остаться для получения задачи, остальные соединения должны были получить задачи несколько позже.
— А как быть с нашим 238-м полком? — спросил я. Этот полк был взят для охраны и обороны ВПУ 22-й армии в районе Ушицы, 20 км юго-восточнее Великих Лук.
— Полк останется на месте, — последовал ответ на мой вопрос, — и будет выполнять прежнюю задачу.
Командир корпуса отпустил нас. Я и комиссар дивизии И. С. Беляев решили съездить в 327-й артиллерийский полк, который находился поблизости, предупредить командование полка о предстоящем отходе.

По возвращении в Липец на КП корпуса мы уже никого не застали. Генерал Зыгин А. И. в ответ на наш вопрос, где штаб корпуса, досадливо отмахнулся, показав в сторону Великих Лук. Он добавил, что его дивизия приступила к выполнению задачи прикрытия отхода корпуса и уже ведёт бой с фашистскими танками. Оставив не более роты для прикрытия, наша дивизия тоже приступила к отходу между озёрами в северном направлении.

Вечером, проходя через высокую гору перед деревней Макоедово (километрах в семи и юго-востоку от Великих Лук), мы увидели тянувшееся по горизонту огромное огненное кольцо. Это гитлеровцы, наверное, для своей авиации, пожарами обозначали линию окружения нашей армии. Дивизия продолжала движение. С присоединившимся мотоциклетным полком, оторвавшимся от своей 48-й танковой дивизии, и ещё несколькими группами различных частей нас было не менее 5000 человек. Всеми этими силами мы решили прорвать фронт гитлеровцев километрах в шести к востоку от Великих Лук.

Подразделения были развернуты в одну сплошную цепь, занявшую фронт протяжением не менее двух километров, за нею — всё остальное. Средств связи у нас не было, поэтому командиры могли управлять боем, находясь непосредственно среди бойцов. С приближением нашей цепи к противнику, она всё больше освещалась заревом. Нам важно было быстрее проскочить через освещённую полосу, темп нашего движения усиливался.

Но вот тишину ночи прорезали отдельные ружейные, а затем отдельные миномётные выстрелы, вскоре открыли огонь и крупнокалиберные пулемёты, стрелявшие трассирующими пулями. До противника оставалось метров 300, когда послышалась стрельба отдельных орудий. Момента упускать было нельзя: обрушится противник арт-огнем и сорвёт наш план. По моему указанию была дана команда перехода в атаку. В мгновение цепь бросилась вперёд и перемахнула через траншею врага, бросая в неё гранаты и обстреливая из ручного оружия.

К исходу 27 августа вырвавшиеся из окружения части дивизии сосредоточились в районе станции Скворцово (50 км северо-восточнее Великих Лук). Наш 238-й стрелковый полк, оборонявший ВПУ, только на следующий день пробился к своим. Его командир подполковник И. М. Попенко сумел вывести свой полк из вражеского кольца самостоятельно. В пробитую нами брешь вышли затем и части 174-й стрелковой дивизии. В район станции Скворцово почти без потерь прибыли наши тылы и медсанбат. Сюда же разрозненными группами начали подходить бойцы из 290-го и 298-го стрелковых полков, выполнявшие отдельные задания.

По этой дороге со стороны Плоскоши и тянулась в Торопец основная масса разбитых противником под Великими Луками наших частей. Здесь, именно на этом месте, через несколько дней и разыгралась очередная трагедия первых месяцев войны, приведшая к таким тяжёлым последствиям для нас всех.

Как их остановить? Как из этой дезорганизованной массы людей сделать воинские формирования, способные в ближайшее же время снова принять бой с противником?

Все подступы к городу с запада и северо-запада перекрываются патрулями-заставами, у которых организуются сборные пункты. Для этого в дело идёт не только командный состав нашего штаба, оставшийся ещё от Управления Полоцкого УРа, но и всё, что можно взять из запасного полка. Николай Сергеевич действует решительно, смело, иногда, даже круто, но, как всегда, без крика и ругани.

На сборных пунктах тут же образовываются новые воинские формирования, основой которых становится подходящий с отступающими командный состав разбитых частей. Однако и потери наши здесь тоже велики: завидя наши заградительные посты, многие из отступающих обходят их стороной и устремляются дальше, на восток, в глубину нашей матушки – России, подальше от перспективы снова оказаться в безжалостной мясорубке войны. Такую картину мы и наблюдаем, приехав на заставу-сборный пункт у пересечения дороги с противотанковым рвом. За каждым гоняться не будешь, нужно предпринимать что-то другое, более действенное в этой ситуации.

Ещё по приезде сюда Николай Сергеевич говорит мне:
— Поставь машину в сарай, возьми свой автомат и от меня – никуда! Сейчас здесь возможна любая дурь.
Я ещё не всё понимаю, что нас может ожидать, но теперь всё время верчусь рядом и вижу всё происходящее.
— Николай Сергеевич! А жрать-то они ведь все хотят! – срывается у меня с языка.

Идея тут же подхвачена, отряжается посыльный к нашей штабной избе, что на окраине города, и вскоре к нам уже пылит-тарахтит одна из полуторок с прицепленной к ней кухней-кормилицей, питавшей нас всё время, пока мы находимся в этом городе. Кухня выкатывается на пригорок у дома с колоннами на видное место, котлы её заливаются водой – дров здесь хватает – и вскоре она уже дымит на всю округу, для чего в топку подбрасываются ещё и куски резины. А вокруг неё ходит наш повар в белом фартуке, с колпаком на голове и с черпаком на длинной ручке в руках, каким в бане поддают пару.

Это срабатывает безотказно. Теперь уже весь народ устремляется сюда в надежде подкормиться. Эти уставшие до предела люди тут же в изнеможении опускаются на землю. Кто сидит, кто лежит, но вид у них хмурый, отрешённый. Ни разговоров, ни, тем более, шуток. Толпа у кухни постепенно растёт и, когда набирается под сотню — полторы, раздаётся команда: «Становись!»

В общем строю оказываются все солдаты и сержанты, босые и одетые, с оружием и без него. Командный состав стоит отдельно. С фланга этого строя отсчитывается первый десяток солдат, подзывается стоящий тут же в строю ближайший сержант: «Принимай отделение!» Второй десяток – опять отделение с сержантом во главе. Теперь из строя командиров вызывается лейтенант: «Ваш взвод – эти два отделения. Принимайте командование, знакомьтесь с людьми, составьте список и передайте его командиру роты, который сейчас к вам будет назначен».

Два – три взвода, и рота готова, командовать ею приставляется старший лейтенант или капитан. Расчёт и формирование таким способом продолжаются, пока через него не проходит весь строй. Затем проходит следующая команда: «Равняйсь! Смирно! Напра-во! В окопы шагом марш!» Команда выполняется, хотя и без какого-либо энтузиазма. Из строя раздаются возмущенные выкрики: «Раньше нужно было накормить», – или что другое в этом же духе. А у нас у самих ничего нет, кроме воды.