Великие Луки

Рой Медведев: По-настоящему никакого путча не было

В годовщину начала августовского путча известный историк рассказал «Трибуне Общественной Палаты» о событиях 1991 года.

В этот день — 19 августа 1991 года — ГКЧП была совершена попытка отстранения Михаила Горбачёва с поста президента СССР и смены проводимого им курса. Это привело к радикальным изменениям политической ситуации в стране: окончательной утрате Коммунистической партией Советского Союза своей власти, относительному усилению власти региональных лидеров по сравнению с центральными властными структурами СССР и необратимому ускорению распада СССР, завершившемуся его ликвидацией в декабре того же года.

Действия ГКЧП сопровождались объявлением чрезвычайного положения на 6 месяцев, вводом войск в Москву, переподчинением местной власти назначенным ГКЧП военным комендантам, введением жёсткой цензуры в СМИ и запретом ряда из них, отменой ряда конституционных прав и свобод граждан. Руководство РСФСР и некоторых других республик, а впоследствии также президент страны Михаил Горбачёв и Верховный Совет СССР квалифицировали действия ГКЧП как «государственный переворот». Сегодня в 14:00 центре Москвы пройдет возложение цветов к памятнику «погибшим защитникам демократии», установленному на пересечении Нового Арбата и Садового кольца.

Сейчас нет однозначной оценки августовского путча, кто-то высказывает мнения о том, что ГКЧП пытались предотвратить «начало конца» страны и вернуть стабильность, кто-то о возражает и говорит о том, что ГКЧП пытались вернуть страну в «тоталитарное прошлое».

Своим экспертным мнением с «Трибуной Общественной Палаты» поделился известный историк, автор множества политических биографий, бывший народный депутат СССР, бывший член Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР Рой Медведев:

— Я написал целую книгу о последних годах Советского Союза и конкретно о 1991 годе. Это очень сложное событие, которое можно по-разному оценивать, однозначной оценки нет.

По-настоящему путча никакого не было — это была попытка оказать давление на Горбачёва. Были намерения провести путч, но они не воплощались в действия. Даже иностранные корреспонденты писали, что когда танки ехали в Москву, они останавливались на красный свет светофоров. Это разве признак путча?

Провести государственный переворот не удалось по нескольким причинам: не было организованного центра, не было штаба — всё делалось быстро и без намерения взять власть.

Я лично знал всех так называемых «путчистов»: я был хорошо знаком с Борисом Пуго (прим. Член ГКЧП, министр внутренних дел СССР) и с Владимиром Крючковым (прим. председатель КГБ СССР), я много раз разговаривал и после так называемого «путча». Пуго покончил жизнь самоубийством, и с ним поговорить уже было невозможно.

Они не ставили себе целью захват власти и объявление себя правителями страны, иначе они бы действовали совсем по-другому. Они же отдали приказ не арестовывать Ельцина, и Ельцина пропустили с дачи в Белый Дом, где он сделал заявление.

Войска три дня стояли возле Белого Дома, им отдали приказ на штурм, но не такой категорический, который бы надо было немедленно выполнить, поэтому никто не подчинился этому приказу.

Это была опасная авантюра, скорее от непонимания того, что происходит и выражения протеста против распада Советского Союза, против фактического отстранения партии от власти. Путч был актом отчаяния — стихийный поток событий, из которого многие уже не выбрались.

В августе, до путча, меня вызвали в аппарат ЦК партии и сказали: «Рой Александрович, мы даём вам путевку в санаторий». Тогда многих авторитетных членов ЦК, политиков, депутатов Верховного Совета (а я тогда был депутатом), в том числе, Зюганова, например, вызвали в ЦК КПСС и предложили путёвки в лучшие санатории Кисловодска. У нас с Зюгановым был соседний санаторий, там было двадцать два Народных депутата, одиннадцать или двенадцать министров, естественно, все друг друга знали.

Так что о путче мы не подозревали и находились в санатории. 19 августа меня разбудила по телефону жена, мы включили телевизор и только тогда узнали о происходящих событиях. Конечно, мы позвонили в Москву и нам сказали: «Оставайтесь на месте, когда вам нужно будет вернуться в Москву — вам сообщат».

Я думаю, что это было сознательное решение отправить из Москвы авторитетных и известных деятелей, которые могли бы возражать против такого рода действий подальше от центра событий.